— Какое, к черту, топливо? Баки же пусты? Если бы вы что–нибудь нашли, то уже час назад кричали бы, на всю Ивановскую.
Усмехаясь, я ему ответил:
— Это ты бы кричал, а мы люди скромные, тихо делаем свое дело и никого не напрягаем. Пока вы тут в дизелях жжете топливо, мы с Сашей, можно сказать — в поте лица, его добываем.
Не удержавшись, я рассмеялся. Между тем все, услышав о топливе, начали одеваться, чтобы бежать посмотреть — где оно. У шкафа с одеждой началась суматоха и давка. Перекрикивая возникший шум, Саша воскликнул:
— Да успокойтесь вы! Вот как стадо баранов на новые ворота кинулись смотреть. Там накачали–то меньше бочки солярки, да и то она сильно густая, придется, наверное, половину оставшегося керосина туда вылить.
Но, несмотря на эти слова, все наши мужчины пошли смотреть на результат нашего четырехсуточного пребывания на этой заправке. Вышли на улицу, и мы с Сашей, он сразу направился к своему грузовому УРАЛу и через несколько минут подкатил на нем к стоявшей бочке. Туда подошел и я, захватив канистру с керосином. Ее я передал Николаю, который к этому времени, уже оценил густоту солярки и вылил в бочку половину принесенной канистры.
После этого мы краном–манипулятором загрузили бочку в кузов УРАЛа, и Саша отъехал в голову будущей колонны, где и заглушил вездеход. Флюр пошел глушить остальную технику. Мы же, немного поболтав — отправились в наш кунг. На последний, перед дальней дорогой, обед.
К нашему приходу, все было уже готово, и, как только все расселись за столами, Маша с Галей начали подавать полные тарелки. Потом в наш кунг пришли и девушки, которые были сменными водителями в вездеходах. Пришла и Вика, она опять добилась моего согласия ехать с ребятами в первом вездеходе. За нее даже попросил Флюр, он сказал:
— Батяня, пускай девчонка хоть немного отойдет от тупого сидения в будке. Я бы уже давно слетел с катушек, сидя в этой тюрьме на колесах, фу, пардон, на гусеницах. К тому же она нам нисколько не мешает, а, наоборот, только веселит и придает какую–то осмысленность нашей работе.
После этого разговора с Сашей я и возражать не стал. Если даже Флюр не против — то, что уж говорить про законного супруга. И Ванюшке, я думал, тоже будет полезно побыть подальше от мамочки, Вика его буквально затискала. Бабушка была все–таки сдержанней, тем более, когда ее окружали не относящиеся к нашей семье люди. Обед затянулся до наступления полной темноты, только тогда мы, затушив печку, направились рассаживаться по нашим вездеходам и минут через пятнадцать, наконец, тронулись.
В нашем славном экипаже, первым за управление ГАЗоном сел Сергей, я как обычно, устроившись на пассажирском месте, почти, что сразу задремал. За время нашего путешествия, у меня уже образовался инстинкт — как только я усаживался на пассажирское кресло, у меня сразу же закрывались глаза, и я впадал в бессознательное состояние. Я вспомнил, что примерно такой же инстинкт у меня открывался и в вагоне метро. И он оказался настолько крепким, что даже после покупки машины, когда я стал попадать в метро раз–два в год, все равно исправно действовал. И может быть тот, въевшийся в спинной мозг инстинкт, сейчас перепутал кресло вездехода с сиденьем в вагоне метро. Как и тогда, по–видимому, мое подсознание было начеку, иначе, как объяснить, что я мгновенно проснулся, когда вездеход остановился. Прошло уже четыре часа и наступило время пересменки. Эта процедура стала уже настолько рутинна, что практически не вызвала никаких комментариев в эфире, даже Флюр ничего не высказал по рации. Я еще тогда подумал — наверное, это Вика так благотворно действует на наш первый экипаж, что даже Флюра отучила развлекаться, разговаривая по рации.
Когда мы с Сергеем поменялись местами, он тоже уснул практически сразу после начала движения. Этого спокойного, монотонного, медленного движения я выдержал не больше часа, потом у меня возникло непреодолимое желание совершить какое–нибудь активное действие. Минут пять я обдумывал варианты, что мне сотворить: поболтать по рации с первым экипажем, или разбудить Серегу и поговорить с ним. Но отвлекать от дела наших впередсмотрящих как–то было неловко, также как и других водителей вездеходов — сам постоянно ругался, что нельзя засорять эфир. Будить Сергея, было тоже чревато — тогда он будет поступать со мной также, когда я засну. Поэтому пришлось выбрать третий вариант — включить, вмонтированную Валерой аудиосистему. Я вставил туда МП-3 диск с песнями Трофима, установил громкость такую, чтобы не разбудить Сергея, и в течение этих трех часов до окончания своей смены, с ностальгией слушал любимые песенки.
Вот примерно в таком ключе, мы и двигались уже почти, что тридцать часов. За это время была одна относительно длительная остановка более трех часов. За это время мы дозаправили нашу технику и устроили опять в женском кунге обед. Несмотря на остановку, мне уже смертельно надоел этот ритм, практически неподвижное сидение на одном месте. Только остановки на пересмену позволяли хоть немного подвигаться и поговорить с другими людьми.
Постепенно до меня начало доходить, что нам просто физически нужна длительная стоянка, чтобы можно было нормально выспаться, походить в полный рост, да и просто пообщаться. Без этого, все движение по льду Каспийского моря будет напоминать медленную пытку, и не факт, что все смогут такое выдержать и не сорваться. Поэтому для себя я решил, что при очередной остановке на дозаправку нам придется вставать лагерем не меньше, чем часов на пятнадцать. К тому же, нужно было что–то решать с нашим заправщиком. Когда мы заправлялись последний раз, то выкачали из него оставшуюся солярку. Теперь он двигался совершенно пустой. Единственной причиной, по которой мы его еще не бросили, было то, что он буксировал сани, нагруженные продуктами. Но при следующей остановке на заправку освободится место от бочек с соляркой на грузовом УРАЛе и можно будет перегрузить туда эти продукты. И как бы ни было больно и жалко, все–таки придется оставить на морском льду наш верный, но ставший окончательно бесполезным, заправщик.